Смерть на перстах своих хладеющих несёт
Небытия немого притяженье.
И череп мой пустой её зальёт
Смесью пыли, забвенья и тленья.
Куда душа от тела отойдёт —
Сей тайны нет ни в чьих введеньях знанья.

Пред ликом тьмы, незнаемой, глухой,
Вся мудрость мира кажется тщетой.
Мой разум — смрад, боль, гной и вопль пустой,
Распылённый в безвоздушном покое.
Какой закон там правит неземной?
Иль правит там лишь вечный мрак и вой?

Восходит хлад в груди, цепей тяжелых,
И разум впал в смятенье и сомненье.
Так врежь же, рок, последних клятв своей
В мой иступлённый вопль и в это пренье!
Но не ропщу на повеление судей,
Принявших о моём земном теченье.

Не мне, о Доля, требовать ответ,
Зачем тобой назначен час сей брани.
Мой дух, что пел и глотал твой рассвет,
Теперь лишь гарь и дымное страданье.
Мой жребий пал — иного в мире нет,
И нет тропы обратной от сей грани.

Так прекрати ж, смятенная душа,
Свой тщетный спор с неотвратимой силой.
И в гробовой мой жбан вдохни, глуша,
Всю грязь мира, что стала мне могилой.
Пусть эта ночь бездонно хороша
Своей звездой единственной унылой.

Я принимаю сей конец земной,
Без упованья на иную славу.
Пусть этот ад, и этот мир больной
Исчезнут в мне, как гнусные забавы.
Пусть будет мир и пустота за мной —
Я прекращаю свой неравный нрав.

Соня, твой взгляд — мой единственный свет,
Когда за окном беспробудная мгла.
В нём тонут все сумерки, все планеты,
И душа моя песню тебе отдала.

Твои ресницы — шёлковый тын,
Где прячется утро от ночи стыдливой.
Под ними — озёра из самых невинных
И самых глубоких на свете обид.

Ты ходишь по жизни так легко и небрежно,
Словно ветер оставляет следы на песке.
Твоё имя в моём сердце — нежно и бережно,
Как осенний листок на ладони реки.

Ты — тихая пристань в моём океане,
Где волны устали биться о скалы.
И даже в самые трудные дни
Твой смех для меня — как спасательный круг.

Прости эти строки — они неискусны,
Но в каждом их слоге — частица души.
Ты — тайна, которую сердце просит,
И вечность, что в миге одном хороша.